А что, если я лучше моей репутации?
Оригинал взят у в Игры с Тенью
Что я вам могу сказать про фильм «50 оттенков серого»?
Могу сказать, например, почему эта история стала бестселлером, несмотря на очень плохое… на очень плохое все.
Плохо в этой истории все, кроме одного момента. Правда момент довольно важный. Главное правило драматургии любовных историй было выполнено.
В идеальной лавстори герои должны любить друг друга очень сильно, то есть без страха и упрека, но при этом их должна разделять какая-то преграда, от них не зависящая. Он и она любят друг друга, но их семьи враждуют, классика. Он и она любят друг друга, но она замужем, а на дворе 19 век, классика тоже. Он и она любят друг друга, но он – вампир, не классика, но как посмотреть. Он и она любят друг друга, но она – не она, а тоже он, или он не он, а тоже она, острая социальная тематика. И так далее. Чем более искренне и даже безумно герои любят друг друга и чем более убедительная преграда разделяет их, тем лучше, потому что зрители в этом случае могут от всей души попереживать, а кино кормится эмоциями зрителей.
Чем больше кино может съесть эмоций, тем онотолще сильней. Но чтобы зрители были согласны кормить кино эмоциями, а не перегорели слишком быстро, убедительная преграда должна быть обязательно преодолима. Обязательно, но в меру. Если она легко преодолима, эмоций мало, если она принципиально непреодолима, эмоции мало тоже. Выжимать из зрителя эмоции – это особе мастерство, где важна мера. Если преграда такова, что виноват в ней один из влюбленных, с эмоциями опять не очень. В этом случае преграда уменьшает достоверность любовного чувства. Например, если герой женат, и век уже не 19-ый, зрительница не поверит в силу чувств при такой преграде. Любил бы, пошел бы и развелся, точка. Безумная любовь должна такую преграду сносить на раз, иначе эта любовь не безумна. Другое дело, если герой – вампир, тут уж ничего не поделать, преграда так преграда, смотреть и плакать. И не виноват ни в чем герой, уродился таким, и любит сильно, ни разу ведь не укусил, вот же какая драма, любовь как она есть. Одно плохо, сказка. А раз сказка, значит нежизненно.
Куда более жизненно выглядит история, где влюбленный - миллиардер, но извращенец. Извращенцев, в отличие от вампиров, в жизни немало, и среднестатистическая зрительница об этом знает. И, конечно, некоторые из извращенцев - миллиардеры. Точнее не так. Миллиардеров мало, но все они, конечно, извращенцы. Потому что нормальные люди миллиардерами не становятся. То есть зрительница женского пола находит такой сюжет очень жизненным и щипательным за душу. Миллиардер влюбляется в простую девушку, но увы, он - садист. Это, кстати, вполне объясняет, почему он до сих пор одинок. Извращенец ведь, с кем бы он мог быть в паре? Пока не встретилась ему чистая девушка и не смогла пробить броню его цинизма, быть в паре он определенно ни с кем не мог, а мог только равнодушно встречаться с безликими девицами в красной игровой комнате.
То есть среднестатистическая зрительница охотно верит, что сексуальные девианты – это такие особые существа, которые встречаться ни с кем не могут, дотрагиваться до них нельзя, спать они хотят только отдельно, романтику на дух не переносят как вампиры солнечный свет, то есть буквально даже в ресторан с дамами не ходят, и тем более в кино, табу. Ну а жениться, конечно, совсем не способны, а потому навсегда остаются без наследников, даже если у них миллиарды и завещать некому. Геи, например, иногда женятся, а садисты не могут, им девиация не позволяет.
Герой при этом и сам страдает от своей беды, все время грустно играет на рояле, мрачные мысли терзают его, но поделать с собой он ничего не может. Точнее может, конечно, и все время нарушает свои собственные правила, то спит вместе с героиней, то романтикой ее окружает по самое не хочу, то гоняется за ней как мальчик-паж, позабыв, что он доминант и садист, преследует ее везде, умоляет, ревнует, ноет, носит на руках, и дня без нее прожить не может, вместо своего успешного бизнеса все время чирикает с ней в чатике, но при этом то и дело напоминает ей про мрачный БДСМ-договор.
Из договора того мрачного, кстати, Анастейша повычеркивала все, что ей не понравилось, приказав строгим голосом и не мечтать о таких глупостях. Что мешало ей вычеркнуть и все остальное, непонятно. Неужелималыш любимый посмел бы ей возразить?
Боюсь предположить, но, возможно, БДСМ этот окаянный Анастейше и самой нравится, просто нравится тайно, исподтишка. И создатели фильма постарались передать эту симпатию и зрительницам. То есть с одной стороны и Анастейша, и сочувствующие зрительницы видят в садизме преграду для настоящей любви. А с другой стороны эта самая преграда им очень даже ничего. Это такой женский фетиш - приручение хищника, видимо. Хищник привлекает, но его нужно приручить, чтобы он стал безопасен. Но безопасный хищник должен все равно оставаться хищником, иначе он утратит свою привлекательность.
И вот этот момент в фильме, на мой взгляд, является скользким. Это такое провокационное заигрывание с Тенью, и зрительницам предлагается самим решить, где немножко садизма – это пикантное дополнение к сексу, типа красных веревочек и массажа мягкими флогерами, а где уже перебор. И с одной стороны зрительницы должны вместе с героиней негодовать и страдать из-за садизма героя, а с другой стороны им предлагается наслаждаться пикантностью садистических сцен.
Если бы садизм героя рассматривался только как проблема, от которой любовь должна его избавить, в таком сюжете не было бы ничего особенного. Классическая история про красавицу и чудовище. Но представьте себе, как красавица говорит принцу, что чудовище было интересней, и не так как в Шреке, не из-за внешнего своеобразия, а по сути. Дескать, знаешь, а мне полюбились все эти извращения, пойдем опять в игровую комнату.
«Ну пойдем» - говорит чудовище, хоть оно уже и излечилось от своей девиации, благодаря большому чувству, но что же не сделаешь для любимой?
Могу сказать, например, почему эта история стала бестселлером, несмотря на очень плохое… на очень плохое все.
Плохо в этой истории все, кроме одного момента. Правда момент довольно важный. Главное правило драматургии любовных историй было выполнено.
В идеальной лавстори герои должны любить друг друга очень сильно, то есть без страха и упрека, но при этом их должна разделять какая-то преграда, от них не зависящая. Он и она любят друг друга, но их семьи враждуют, классика. Он и она любят друг друга, но она замужем, а на дворе 19 век, классика тоже. Он и она любят друг друга, но он – вампир, не классика, но как посмотреть. Он и она любят друг друга, но она – не она, а тоже он, или он не он, а тоже она, острая социальная тематика. И так далее. Чем более искренне и даже безумно герои любят друг друга и чем более убедительная преграда разделяет их, тем лучше, потому что зрители в этом случае могут от всей души попереживать, а кино кормится эмоциями зрителей.
Чем больше кино может съесть эмоций, тем оно
Куда более жизненно выглядит история, где влюбленный - миллиардер, но извращенец. Извращенцев, в отличие от вампиров, в жизни немало, и среднестатистическая зрительница об этом знает. И, конечно, некоторые из извращенцев - миллиардеры. Точнее не так. Миллиардеров мало, но все они, конечно, извращенцы. Потому что нормальные люди миллиардерами не становятся. То есть зрительница женского пола находит такой сюжет очень жизненным и щипательным за душу. Миллиардер влюбляется в простую девушку, но увы, он - садист. Это, кстати, вполне объясняет, почему он до сих пор одинок. Извращенец ведь, с кем бы он мог быть в паре? Пока не встретилась ему чистая девушка и не смогла пробить броню его цинизма, быть в паре он определенно ни с кем не мог, а мог только равнодушно встречаться с безликими девицами в красной игровой комнате.
То есть среднестатистическая зрительница охотно верит, что сексуальные девианты – это такие особые существа, которые встречаться ни с кем не могут, дотрагиваться до них нельзя, спать они хотят только отдельно, романтику на дух не переносят как вампиры солнечный свет, то есть буквально даже в ресторан с дамами не ходят, и тем более в кино, табу. Ну а жениться, конечно, совсем не способны, а потому навсегда остаются без наследников, даже если у них миллиарды и завещать некому. Геи, например, иногда женятся, а садисты не могут, им девиация не позволяет.
Герой при этом и сам страдает от своей беды, все время грустно играет на рояле, мрачные мысли терзают его, но поделать с собой он ничего не может. Точнее может, конечно, и все время нарушает свои собственные правила, то спит вместе с героиней, то романтикой ее окружает по самое не хочу, то гоняется за ней как мальчик-паж, позабыв, что он доминант и садист, преследует ее везде, умоляет, ревнует, ноет, носит на руках, и дня без нее прожить не может, вместо своего успешного бизнеса все время чирикает с ней в чатике, но при этом то и дело напоминает ей про мрачный БДСМ-договор.
Из договора того мрачного, кстати, Анастейша повычеркивала все, что ей не понравилось, приказав строгим голосом и не мечтать о таких глупостях. Что мешало ей вычеркнуть и все остальное, непонятно. Неужели
Боюсь предположить, но, возможно, БДСМ этот окаянный Анастейше и самой нравится, просто нравится тайно, исподтишка. И создатели фильма постарались передать эту симпатию и зрительницам. То есть с одной стороны и Анастейша, и сочувствующие зрительницы видят в садизме преграду для настоящей любви. А с другой стороны эта самая преграда им очень даже ничего. Это такой женский фетиш - приручение хищника, видимо. Хищник привлекает, но его нужно приручить, чтобы он стал безопасен. Но безопасный хищник должен все равно оставаться хищником, иначе он утратит свою привлекательность.
И вот этот момент в фильме, на мой взгляд, является скользким. Это такое провокационное заигрывание с Тенью, и зрительницам предлагается самим решить, где немножко садизма – это пикантное дополнение к сексу, типа красных веревочек и массажа мягкими флогерами, а где уже перебор. И с одной стороны зрительницы должны вместе с героиней негодовать и страдать из-за садизма героя, а с другой стороны им предлагается наслаждаться пикантностью садистических сцен.
Если бы садизм героя рассматривался только как проблема, от которой любовь должна его избавить, в таком сюжете не было бы ничего особенного. Классическая история про красавицу и чудовище. Но представьте себе, как красавица говорит принцу, что чудовище было интересней, и не так как в Шреке, не из-за внешнего своеобразия, а по сути. Дескать, знаешь, а мне полюбились все эти извращения, пойдем опять в игровую комнату.
«Ну пойдем» - говорит чудовище, хоть оно уже и излечилось от своей девиации, благодаря большому чувству, но что же не сделаешь для любимой?