Заклинательство как побочный эффект совершенствования

[Мари Анж]

Нашла толковую статью, в которой объясняется, откуда есть пошли все эти герои уся и сянься с их полётами, заклинаниями с помощью ци и прочими волшебными прибамбасами: ficbook.net/readfic/12798884/32891778

Совершенствующиеся или заклинатели? Орден или клан?

В переводе китайского контента можно встретить довольно много разночтений, например, то клан, то Орден - так почему идет такое разделение? И правильное ли оно? И почему в рулейте пишут "заклинатели", хотя в анлейте идет речь не о spellcaster, а о cultivation – взращивании, совершенствовании (хотя, как мне кажется, употребить improvement было бы более правильным), да и в китайском оригинале сферу деятельности называют «совершенствованием», а занимающихся ею – совершенствующимися (по итогу — совершенномудрыми)?

Как это ни странно, отсчет разночтений надо начинать не от тонкостей перевода, иероглифов и их толкований, а от разницы понимания происходящего в европейской и восточной культуре.

Мы в европейском и русскоязычном фэнтези привыкли к разделению на классы магов и воинов – одним подвластна та самая заветная сила, вот ею и «жгут», а те, кто магией не владеет или владеть не хочет, - мечом или кулаками размахивают. Бывают мультиклассы, но это такая редкость, и чаще всего речь идет о продвинутых профессионалах или же о врожденном таланте.

А обычно - меч-то магу доступен, но он им владеет на низком уровне, и урон от него почти никакой - куда уж до супермогучего посоха или волшебной палочки, а магия доступна воину лишь в виде амулетов и зелий, редко кто способен к слабому исцелению.

Даже если изначально есть возможность изучать обе техники, в конечном итоге одна специализация выживает, выдавливает другую. Ведь требует различного подхода к изучению. И это даже отражается на внешности – фигура культуриста у воина и тонкий, зачастую изможденный облик у мага.

В восточной культуре дело обстоит иначе. Чем больше углубляешься в восточную (и особенно в китайскую) специфику - тем больше замечаешь разницу. Если не рассматривать созданные в расчете и на европейскую публику игры - то здесь нет настолько сильного разделения на магов и не-магов, если оно вообще есть.

Везде речь идет о школах боевых искусств, где происходит одновременное изучение как боевых практик (то самое махание мечом, посохом, кулаком), так и овладевание внутренней энергией ци, которая в итоге и дает те самые мистические способности даже в реальном мире — такие как бесконтактный бой, усиление физических качеств самих практикующих и их оружия и т.п. Даже если поток событий заносит, скажем, в храм или другие места, где герой должен осваивать мистические искусства или предаваться духовному развитию, – боевые искусства занимают значительную часть обучения в прямом или опосредованном виде.

И найти четкую границу между мистикой и физикой невозможно. А конечным идеалом в любом случае является то самое даосское достижение истинного бессмертия, и в связи с этим — согласно заветам так называемой внутренней алхимии — создание внутри «поля киновари» (дяньтяня, «золотого ядра»), основанного на энергии ян (мужской энергии, энергии света). Или же достижение просветления, характерное для школ, основанных на дзен-буддизме, «появление Будды в сердце». И в конечном итоге – выход из бесконечного кармического цикла перерождений и смерти, но для этого также нужно совершенствовать дух и тело. Вот и выходит, что, - в том числе и потому, что даже сами религии в китайской традиции друг у друга любили заниматься взаимным заимствованием — техники, цели, методы и прочее даже в реально имеющихся школах боевых и мистических искусств стали схожи вне зависимости от изначальных основ. А уж в фэнтезийной литературе — полет мысли автора ограничен лишь ... автором.

Но разве для совершенствования недостаточно неких духовных практик, например, медитаций или голодания, и приобщения к накопленной мудрости? Скажем, как делают обычно маги и мистики в европейской традиции.

Ответ лежит в историко-культурном слое Китая. Нет ни одной страны мира, где боевым искусствам придавалось бы такое огромное значение. Ушу недаром считают и фактом исторического развития, и определяющей силой, повлиявшей и до сих пор влияющей на культурную и социальную ситуацию в Китае. Нам трудно даже представить всю масштабность занятия боевыми искусствами в этой стране. Не было в Поднебесной империи другого явления столь же глобального, всеохватного, пронизывающего все слои китайского общества. Все, начиная от бродяги и простолюдина до мистика-даоса и благородного конфуцианца-чиновника, были вовлечены в эту фундаментальную и многоплановую боевую традицию. Все императоры Китая и даже его новые руководители – Сунь Ятсен, а позже и Чан Кайши – были большими поклонниками боевых искусств. Количество занимающихся было настолько колоссальным, что в прошлые времена практически не существовало даже такой деревни, где не было бы своей школы ушу.

В Китае сложилась определенная культура боевых искусств со своими законами и правилами, со своей литературой и театром, с поэзией и рисунками, учебными заведениями, школами, своей элитой и ритуалами. И в то же время весь этот комплекс был столь плотно интегрирован в повседневную жизнь Китая, во всю китайскую культуру, что мы никогда не сможем четко сказать, где кончается культура «вообще» и начинается культура ушу «в частности». Во всяком случае, для китайцев никаких отличий не существовало, ибо ушу и в рассказах, и в легендах, да и в чисто психологическом восприятии символизировало всекитайскую культуру.

В рамках понимания «ушу» в голове китайца живет не четкая структура, не конкретное определение, но образ, форма, постоянно выходящая за собственные границы и постоянно сливающаяся со всей культурой. Китайцы занимались ушу не потому, что это было необходимо в какой-нибудь конкретной ситуации, но потому, что в Китае – и в этом главная особенность именно китайских боевых искусств – ушу превратилось в некую форму жизни, общую для всех и важную для каждого.

Для Дальнего Востока боевые искусства всегда были полифункциональны, они одновременно являлись и искусством самозащиты и способом состязаний, ритуальным видом спорта и методом превентивной медицины, духовной дисциплиной и способом социально-культурного воспитания, путем совершенствования человека в пространстве священных сил космоса и колоссальным зрелищем. Что-то со временем отошло на задний план, что-то размылось и превратилось лишь в воспоминание о временах «высокой древности» и силе духа ее мастеров. Но именно Китай стал колыбелью всех восточных боевых искусств. Японские каратэ и айкидо, корейское хварандо, индонезийский пенчак-силат, вьетнамское вьетводао – все они так или иначе своими корнями связаны с Поднебесной империей. Правда, не все сегодня громко заявляют об этом, кому же хочется «терять самостоятельность». Но факт остается фактом, практически все боевые искусства вышли из ушу, даже создатель каратэ Фунакоси Гитин признавал, что «каратэ – это китайское боевое искусство», ведь сначала даже многие названия в каратэ были китайскими.

Что же такого несли и дарили боевые искусства? Смысл ушу весьма сложно передать словами. Сами китайцы зачастую просто отказывались рассказывать об ушу, советуя в процессе занятий достигнуть внутреннего переживания боевых искусств. Не случайно еще в шаолиньском каноне «Цюаньцзин» («Трактат о кулачном искусстве») с поразительной настойчивостью повторяется фраза: «Это можно постичь мыслью, но нельзя выразить словами».

Известный мастер синъицюань Чэ Ичжай говорил: «Пути боевых искусств сходятся к срединному Пути-Дао. И в этом Дао – истинность. От всераскинутого идет к простоте и неприукрашенности. Не отклоняется и не виляет, достигает гармонии и не растекается, но объемлет в себе образы мириад явлений. И смысл ушу – в постижении этого Дао».

Оказывается, что смысл практики ушу заключен не в обыденных тренировках и даже не в доведении своего мастерства до совершенства, но в постижении универсального Пути всех вещей – Дао. Дао порождает весь мир, все явления, при этом вечно оставаясь непроявленным и невидимым. Оно обладает абсолютным могуществом и необоримой мощью, и путем сложной духовной практики человек способен достичь гармонии с Дао, слиться с ним. Именно такой человек и именуется в китайской традиции «мастером» или «совершенномудрым».

Дао непостижимо умозрительно и находится вне чувственного мира. Дао безбрежно, оно дает рождение всем вещам мира и прежде всего «вселенской триаде» – Небу, Земле и Человеку (да-да, именно отсюда пошла та самая знаменитая клятва с тремя пальцами, символизирующими эту священную триаду – «Три Сокровища»). Это вечно существующая первооснова и толчок любого явления, проявляющаяся в мириадах образов и изменений. Этому потоку нельзя противоречить или «бороться» с ним, так как Дао – Путь всякого явления и человека, и бесконечно мудрым становится лишь тот, кто следует Дао, пестует его, прозревает его проявление внутри себя.

Еще одним ключевым понятием, ставшим таковым не только для ушу, но и для всей мистико-духовной культуры Китая, – является «ци». Ци понималось в китайской традиции как универсальная квазисубстанция, своеобразная энергетическая первоткань космоса. Ци наполняет внешний мир («внешнее ци») и самого человека («внутреннее ци»), более того – сам человек рождался от «сгущения ци отца и матери». Нетрудно понять, что смерть человека являлась «рассеиванием ци», поэтому многие системы преследовали цель постоянной «концентрации ци», «доведения циркуляции ци до совершенства», что не только продлевало физическую жизнь, но и создавало духовную связь с Космосом, ибо, как гласит фраза из канонов стиля тайцзицюань, «и небо и человек – все пронизано Единым ци». Отклонение ци, его потеря, нарушение баланса инь-ян вело к различным нарушениям, разрушению и бедам для практикующего.

Изначально ци находилось в хаосе, в этот момент не было ни Неба, ни Земли, ни какой-либо предшествующей формы. Это состояние (если вообще позволительно употреблять такое понятие в данном контексте) звалось Беспредельным (Уцзи) или Прежденебесным началом (Сяньтянь), то есть существовавшим еще до возникновения Небес. Фактически, это была АБСОЛЮТНАЯ ПУСТОТА, мир на уровне замысла, а точнее – нечто, предшествующее даже самому замыслу.

В китайской мистике и эстетике Пустота является величайшей созидательной силой. С одной стороны, она не содержит никаких форм и предметов и даже не определяет, какими они должны быть, но, с другой стороны, дает возможность возникнуть любой форме. Это преддверие всего мира, а точнее, как говорили сами китайцы, «мир на уровне семени (цзин)», именно Дао содержит эти «семена». Выражение весьма точное – мир как бы зачат, задуман, но не проявлен, не актуализирован в виде предметов, явлений и даже человеческих помыслов. Это изначальное состояние (точнее, предсостояние) считается высшим истинным состоянием души. Более того, оно дано человеку не как некая теоретическая модель, но как переживание, особая предрасположенность сознания к открытости миру. «Истинный удар исходит из пустоты», – гласит поговорка в стиле синъицюань. Это значит, что такой удар обладает высшей поражающей силой. Более того – он может отсутствовать в виде физического действия. Разве возможно такое? Если мы говорим об ударе, то в обыденном понимании это всегда действие, жест – резкое движение рукой или ногой. Но в закрытой традиции ушу существует понятие «внутреннего удара», «удара сердцем», «сокровенного удара», который действительно не требует физического усилия. Сразу подчеркну, что здесь не идет речь ни о тайных «энергетических ударах», ни о «выбросе энергии на расстояние». Дело в другом – это и есть проистекание небесной воли во внешний мир через человека, особое действие Дао, «которое ничего не делает, но нет того, что оставалось бы несделанным».

Как открывалось Дао ищущему его? Китайская традиция связывала становление мастера не с актом постепенного совершенствования, но с моментом внезапного перерождения. Естественно, это не исключало долгих лет тренировки, мучительных поисков, раздражающих неудач. Но само мастерство приходило внезапно – оно ведь было равносильно озарению, качественному перерождению человека. Точнее, это было новое метафизическое рождение, посвящение в таинство истинного мира. Правда, посвящение, совершенное не на словах, не через какой-то ритуал или заклинание, но через внутренний толчок. Интересны описания этого момента озарения, приводимые великими мастерами. Все посвященные говорят о «переворачивании» мира, о том, что «мир хотя остается прежним, но как бы совсем другой». Человек начинает понимать его, чувствовать его, не случайно в буддизме это сравнивалось с открытием «третьего глаза» в человеке. Чисто внешне мир остается тем же, не меняются ни его краски, ни его контуры. Приходит просто иное миропереживание, иное чувствование – то, которое даосы называли «Великим чувствованием» и «Великим озарением».

Еще одним важным термином является «воля». Китайская эзотерическая традиция утверждала, что всякому действию, жесту и даже помыслу предшествует «воля», или «волевой импульс» («и»). Сразу оговорюсь: это не то понятие, которое мы имеем в виду, говоря, например, о «силе воли», оно вообще не принадлежит ни к миру людей, ни к миру бытия. Воля выступает здесь как высшая творческая сила, как суть и форма действия Неба, реализующаяся в человеке. Истинный мастер должен, например, осмыслять всякий прием не на уровне формы, а на уровне ее преддверия, или, правильнее говоря, предчувствия. «Едва ты задумал сделать комплекс и еще не начал первое движение, ты уже должен знать, как будет выглядеть последнее движение», – говорят мастера ушу. Помните, как в «Стратегии императора» Дуань Байюэ отговорился, что отклонение ци у него возникло из-за недолжным образом направленной изначальной мысли? Речь шла именно об этом первородном импульсе для каждого движения – воле.

Отсюда же родился и принцип «трех внутренних соответствий». Он гласит, что три начала формируют каждое действие человека – воля, ци и физическая сила («ли»). Дабы достичь взаимосоответствия этих трех начал, боец должен прийти в состояние абсолютного душевного покоя, когда он становится способен в полной чистоте воспринимать импульсы природной естественности. И тогда он воспринимает волевой посыл Неба. Еще нет действия, еще даже нет замысла действия, человек даже не знает, каким оно будет. Он просто находится в полной гармонии с ритмами природы, а это значит, что всякое его действие, слово и даже замысел будут не действиями конкретной личности, но «сверхдействием Дао». Кстати, именно в этом и коренится смысл важнейшего требования, встречающегося во всех «внутренних» системах Востока – достичь полного покоя в мыслях, глобальной умиротворенности, когда человек слышит «флейту Неба» во всей чистоте ее беззвучных звуков. Этот небесный импульс устанавливает в человеке циркуляцию ци, а ци в свою очередь стимулирует физическую силу. Так рождается «истинное движение», исток которого находится вне человека, во внебытийном пространстве Небес. В таком состоянии боец не делал каких-то выученных движений – он лишь следовал ритмам Неба. Поэтому любой комплекс ушу (таолу) считался выполненным правильно не тогда, когда человек абсолютно точно исполнял все удары и передвижения, но когда он каждым своим движением откликался на невидимое «движение Неба», на переход двух взаимодополняющих и взаимопротивоположных начал – инь (темного, пассивного – женского) и ян (светлого, активного – мужского). Теперь нам нетрудно понять, почему, как учили китайские мастера ушу, «истинный удар исходит от сердца». Так приходит воистину целостное движение, когда движется не столько рука или нога, когда в удар вкладывается не просто мощь всего тела или «сила духа», но в нем присутствует Небесная мощь. Древний трактат раскрывает секрет такого истинного приема: «Сначала движение рождается в сердце, затем – проявляется в теле. Живот не напряжен, и ци входит в кости, дух умиротворяется, а организм обретает покой. Ежемгновенно сохраняй это состояние в своей душе. Помни: если что-то начало двигаться, то нет того, что бы не пришло в движение. Если что-то обрело покой, нет того, что бы не успокоилось». Здесь выражен принцип первоосновы движения через сочетание двух начал – инь и ян. Движение – функция ян, покой – функция инь. Следуя неоконфуцианской теории, на основе которой возникли такие известные стили, как тайцзицюань и синъицюань, когда инь и ян движутся, они разделяются, когда приходят в покой – вновь соединяются и обретают изначальную нерасчлененность, фактически – приходят в состояние Великого предела (инь-ян гармонии). Таким образом, за внешним движением в ушу стоит вселенская трансформация, космическая жизнь, данная в бесчисленных сочетаниях и состояниях. Человек не просто выполняет приемы – он переживает эту жизнь Космоса. Например, когда он поднимает руки (первое движение во многих комплексах ушу), это становится равносильно разделению инь и ян, когда руки опускаются, он возвращается к Великому пределу.

Для того, чтобы стать на путь совершенствования, должно прийти внутреннее осознание собственной вплетенности в ткань мира, как сказали бы китайцы, – «запутанность в сетях Дао». Речь идет о формировании взаимосвязи и искренности мира и человека. Как ни странно, но именно искренность человека становится кардинальным фактором для его вхождения в мир боевых искусств – не сила, не упорство, но именно искренность. Не случайно знаменитый мастер тайцзицюань Дун Иньцзе объясняет путь ушу исключительно как путь искренности: «Лишь тот, кто искренен в своих помыслах, сможет прочувствовать Небо и Землю». Искренность здесь - естественная форма общения Мира, но она не рождается сама собой, а устанавливается между людьми, достигшими высокой стадии внутреннего развития, доверившимися мудрости мира и естественности своих природных свойств.

Другим важным внутренним принципом является так называемое «принятие Земли». Если от Неба человек напитывался энергией ян-ци, то в Землю следовало «врастать», «укореняться», дабы напитать тело инь-ци. Земля вообще рассматривается как начало инь, она образовалась именно от сгущения темного инь-ци. Дабы реализовать свою «срединную» функцию, боец должен искренне и целостно довериться земле, чисто внутренне «принять ее в себя». «Принятие Земли», хотя его и можно считать чисто психологическим фактором, имело непосредственную реализацию во вполне конкретных приемах. С этим был, в частности, связан принцип правильной и устойчивой позиции. На первый взгляд, смысл устойчивой позиции заключается лишь в обеспечении стабильности всего тела при ударе. Но здесь был и иной глубинный смысл. Так, во время тренировок в школах внутренних стилей тайцзицюань и синъицюань ученики представляли, как из центральной точки стопы юнцюань («Бьющий родник») в землю врастали «человеческие корни», уходящие на глубину до метра. Они высасывали «соки земли», омывали и напитывали ими тело человека. И вот в тот момент, когда человек полностью отдавался земле и когда она, в свою очередь, начинала предоставлять ему свою мощь, считалось, что истинный боец «взошел на земной престол». Отметим, что до того, как свершилось это «восхождение», в некоторых школах, например, в провинциях Шаньси и Хунань, вообще не начинают учить никаким другим приемам или принципам, ибо справедливо считается, что человеку еще неоткуда черпать свои силы.

С другой стороны, существовало и искусство «отталкивания от земли», или «облегчения веса тела», истоки которого также лежат в налаживании особых отношений с землей. Ян Баньхоу, например, отличался тем, что даже в самый дождливый день, когда дороги полностью размокали и превращались в глиняное месиво, обычно приходил в гости без малейших следов грязи даже на подошвах. Как он сам искренне объяснял, он просто «передвигается на несколько цуней (сантиметров) над землей, так как очень не любит грязь».

«Упрись макушкой в Небо, укоренись ногами в Земле.
Расслабь внешнюю форму и наполни ее волей.
Будь снаружи благоговеен, внутри – cпокоен.
В сердце – хрустальная чистота, на лице – уважение.
Ни одна мысль не возникает,
А дух устремляется в Великую пустоту.
Умиротвори дух и, вновь обретя свой изначальный лик,
Начинай практиковать упражнения».

Напоминает Лань Ванцзи, не так ли? Недаром он достиг таких вершин мастерства.

Обратите внимание: в Китае не существовало как такового разделения на духовное и физическое, на тонкое тело и его «грубую» мирскую оболочку. Например, центральное понятие ушу – «усилие» (цзин) - в равной степени исходит как «от костей и плоти», так и от волевого импульса (и), зависит как от морального усилия, особого состояния сознания, так и от чисто физической тренированности. Оно не противопоставляется физической силе (ли) как грубому началу, а наоборот, активно использует силу мышц (и сухожилий, добавили бы китайцы), но при этом максимально задействует циркуляцию ци в организме. Распространенной ошибкой стало утверждение, что будто бы в ушу, особенно во «внутренних» стилях, не следует или почти не следует использовать физическую силу. Даже великие мастера тайцзицюань были удивительно физически сильны, а шаолиньские монахи сочетают многочасовую медитацию с работой со штангой. Такая путаница идет в основном из-за неправильных переводов (в том числе и с древнекитайского на современный – байхуа) необыкновенно живучих мифов об «энергетической работе» или оттого, что человек не получил посвящения во внутреннюю традицию, а следовательно – и в особенности использования силы в ушу.

Многие вещи становятся понятными, лишь пропитавшись культурой, глубоко познав язык и его корни. Так иероглиф «ци» сочетает в себе физическое и духовное – графему «рис» как символ физического воплощения жизни, произрастающей от земли, идущей от женского начала (инь), и графему «пар» как символ тонкого, чувственно неразличимого начала, расположенного над «рисом» и осмысляющегося в китайском мистицизме как начало ян. А иероглиф «цзин» состоит из графем «сила», «работа» и «водный поток». Именно так китайские мастера «пользовались силой, не прибегая к силе», «начинали наносить удар физической силой, а заканчивали выбросом ци и так рождали усилие цзин». Отсюда и понятие «удара» (да) — что превосходил собственно движение рукой или ногой, но воплощал это духовно-физическое единство, не случайно в большинстве текстов по ушу речь идет именно о «чудесном», о «священном» ударе, об «ударе, равном Небу».

Таким образом, все стили, все переливы «смыслов» боевого искусства происходят от понятия «срединного Дао», ушу превращается в чисто внутреннее искусство, тип переживания Дао, оно становится дорогой к слиянию человека с Дао. Лишь на первых этапах ушу может представляться способом боя или методом оздоровления. Высший же этап – просветление сознания, достижение высшего мастерства, называемого «гунфу». И поэтому в конечном итоге – ушу дает возможность для духовной самореализации, самосовершенствования человека. В этом основа всех китайских боевых искусств.

Интересно, что «искусством Дао» (Даошу) называли в Китае немало явлений. В древности это были магические действия шаманов и даосская практика изготовления пилюли бессмертия. Позже к «искусству Дао» были причислены каллиграфия, архитектура, живопись, разбивка миниатюрных садов, стихосложение, все чаньские искусства. В этом же ряду стояло и ушу, завершая композицию китайских традиционных искусств, различных дорог, ведущих к единой цели – самосовершенствованию, самореализации человека. В любом «искусстве Дао» присутствует оттенок внутренней святости. Такие искусства символично говорят о всеприсутствии Дао, поэтому они одинаковы по своему внутреннему наполнению и лишь в своей земной ипостаси приобрели разные формы: один человек выводит иероглифы, другой рисует вековую сосну и вечные горы, третий вкладывает всю душу в выполнение комплекса боевой практики. Но это лишь внешняя форма. Стоит проявить терпение и чистоту души, осторожно смахнуть верхний слой – слой внешних форм, как этот глубинный свет станет ослепляюще ярким, почти невыносимым для глаз неподготовленного человека. Ради обретения в себе этого «Небесного сияния» (Тянь-гуан) и практиковали «искусства Дао». Отсюда и пошло знаменитое китайское выражение «Неважно, что ты делаешь, важно – как ты это делаешь». Можно быть поваром, плотником, мастером ушу или уборщиком – занимаясь любым делом, можно духовно расти и достичь высших степеней владения энергией, понимания истинного Мира и совершенствования. Нужно лишь очистить сознание от всего наносного и, как говорили китайские философы, «прозреть свой истинный облик» – всегда свободный в самовыражении, полный величия внутренней мудрости и мастерства в любом деле. Гунфу можно обрести, сконцентрировав свое внимание на чем-то одном конкретном, но после внутреннего озарения гунфу становится всеобщим, затрагивающим все сферы деятельности человека. Не случайно большинство известных мастеров ушу в Китае были замечательными каллиграфами, литераторами, поэтами, мудрыми императорскими советниками, полководцами.

Например, известный китайский поэт Су Дунпо являлся великолепным знатоком боя на мечах и голыми руками, а самый знаменитый китайский стихотворец Ли Бо считается создателем нескольких школ боя на мечах и одним из тех, кому приписывается создание стиля «Пьяный кулак», в котором боец имитирует движения опьяневшего человека. Его прославленный современник поэт Ду Фу хорошо разбирался в кулачном искусстве; даосский маг, известный своими системами достижения бессмертия и долголетия, Гэ Хун отменно владел всеми видами оружия и даже прославился на полях сражений. Один из самых талантливых правителей за всю историю Китая основатель Сунской династии Чжао Куанъинь считается знатоком доброго десятка стилей боя голыми руками и с оружием. Два самых известных мастера ушу конца XIX – начала XX века Сунь Лутан и Хо Юань-цзя были прекрасными философами. А если брать любимых героев китайских новелл, тот же Лань Сичэнь был прекрасным художником.

Но встречается и обратное: десятки лет тренировок могут не принести успеха, а обыкновенное ремесло никак не перерастает в «искусство Дао».

Кстати, довольно часто ушу и гунфу употребляют как синонимы, и это имеет свое основание, хотя первоначально они означали совсем разные вещи. Да и само слово «ушу» в мировом масштабе практически никому не известно (как обозначение
спорта используется по сути в Китае и России), зато прижилось слово «кунфу». А ушу чаще всего считают одним из стилей кунфу. Дело в том, что на протяжении многих сотен лет для китайских боевых искусств использовали разные названия, например «ушу», «уи» (и то и другое переводится просто как «боевые искусства»), «цюаньшу» и т. д. Знаменитое сегодня слово «ушу» стало употребляться лишь в III в., но уже в те времена означало для китайцев не просто способы боя. «Кунфу» в китайском нормативном произношении произносится как «гунфу» (уже упомянутое) и дословно означает «высшее мастерство», «чудесное умение», «упорная работа», «мастерский труд». Не сразу слово «гунфу» стало применяться по отношению к боевым искусствам, например, в XII веке в китайской философии оно означало высший этап совершенствования человека, когда он занимается самовоспитанием или созерцанием (медитацией). Позже, когда боевые искусства достигли в Китае пика своего развития, многие их поклонники осознали, что через занятия ушу можно прийти к такому же просветлению сознания, такому же совершенству духа, как, скажем, в буддизме или конфуцианстве. Тогда слово «гунфу» также стало обозначать весь комплекс боевых искусств.

Уже с глубокой древности понятие «гунфу» трактовалось и как «время», и как «долгая работа, выполняемая с особым мастерством». «Время-гунфу» понималось как величайшая драгоценность – ведь именно располагая временем можно достигнуть гунфу (внутреннего озарения). Иначе, как сказано в трактате мистика Гэ Хуна (IV век), рождаются люди, которые «не ценят ни искусство, ни письмена – лишь понапрасну теряют время (гунфу)». Терять такое время – было равносильно покрыть себя позором. Иногда гунфу пытаются перевести как «тяжелая работа», «труд». Но просто тяжелые работы китайская традиция не считала гунфу. Дело в том, что нужные для практики легкость души и чистота сознания действительно труднодостижимы, и необходимо грандиозное терпение, чтобы уловить это почти мистическое состояние. Само же гунфу не тяжело, ибо это не столько действие, сколько внутреннее состояние просветленного духа (миншэнь), которое проявляется в конкретных действиях, выполняемых человеком. Для достижения гунфу необходимы не только длительные и упорные тренировки. Нужно и соответствующее окружение, например, школа, «просветленный учитель» (минши), который укажет путь для дальнейшего совершенствования. Именно эти три составные части – терпеливые занятия, правильное окружение и опытный учитель – требовались в китайской традиции для достижения мастерства в любом «искусстве Дао». И, в результате, перед нами – два смысла гунфу. Первый – это высшее откровение на пути самопостижения человека, открытость его духа; способность принимать мир в его полноте и чудесности – то есть, мастерство духа. Второй смысл гунфу – это совокупность времени и усилий, затраченных на достижение этого мастерства, фактически – постоянная тренировка человека, проходящая, где бы он ни находился – во дворе, где проходили тренировки, или за книгой древних философов, либо за самой обыденной работой. Гунфу – это и цель, и путь к ней, высочайшее достижение, и неторопливая, кропотливая работа. Но одного этого мало для постижения «искусства Дао», надо научиться, восприняв истинную традицию учителей, творить самого себя – творить нового, рожденного в духовном и физическом единстве. Не случайно наставник школы считался отцом или матерью, а его/ее ученики – сыновьями и дочерьми, порожденными им/ею.

Умение в гунфу через призму «искусства Дао» – это не просто наработанный навык, способность сделать какую-то конкретную работу, а понимание «семени» любого действия и всякого момента жизни как «работы» духа. Отсюда удивительное понятие из теории гунфу: можно обладать высшим мастерством, ничему не обучаясь конкретно.

Можно, обучаясь чему-то одному и поняв его корень, произрастающий из Беспредельного, овладеть всем. И об этом говорила чань-буддийская поговорка: «Все вещи возвращаются к одному, а одно восходит к своему истоку – пустоте Дао». Иногда такое состояние естественного, спонтанного отклика на происходящие события называют интуицией, хотя в действительности все намного сложнее. Например, техника элементарной самозащиты заключается в том, что человек отрабатывает способы защиты от каких-то стандартных ситуаций: удара ножом сверху, удара ногой в живот, захвата за горло и т. д. При нападении такой человек действительно сумеет отразить атаку не задумываясь. Но все ситуации просчитать нельзя, к тому же китайское ушу выходит за рамки обычного поединка и являет собой особое состояние сознания. Нет ни малейшей возможности «отработать» все жизненные ситуации. Но можно, дойдя до корня какого-то конкретного явления, охватить своим пониманием весь мир, так как суть всех вещей в мире едина.

Это нередко называется «ощущением Небесного внутри человеческого», то есть момента, когда человек становится проводником воли Неба, или Дао. В этом случае изучать все ушу, все стили, направления, приемы не имеет смысла, ибо уже постигнуто то общее, что стоит за ними, да и не только за ними. А тот, кто обрел это запредельное понимание и умение, и назывался в китайской традиции человеком, обладающим Высшей благодатью, или Благой мощью, – «Дэ» (обычно по умолчанию приписывали всем императорам как Сынам Неба). Именно он «…никогда не ошибается, так как потенциально умеет делать все; ничему не учится, но все умеет; не соперничает с людьми, а люди не враждуют с ним; не навязывает себя, а люди уважают его; не ищет общения, а все стремятся поговорить с ним. Он фактически вскармливает людей своей Благой мощью, так как дошел до понимания сути вещей…»

Китайские народные легенды постоянно подчеркивают запредельность всякого мастерства, достигаемого в занятиях ушу. Оно даже может помочь одолеть призраков!

Одна из китайских легенд из старого сборника, посвященного демонологии, рассказывает, например, о некоем Сун Дасяне – Суне Великом Мудреце, который как-то на ночь расположился в заброшенном павильоне, что в западном пригороде города Наньяна. В этом месте никто не рисковал останавливаться, потому что все гости, заходившие туда, пропадали. И лишь Сун, войдя в павильон без всякого оружия, спокойно уселся играть на лютне – занятие, достойное великого мудреца, которое одобрял сам великий Конфуций. И вот в полночь явился перед Суном чудовищный призрак – «с выпученными глазами, острыми зубами, а облика был ужасающего». Сун же продолжал спокойно играть. Призрак вышел на улицу и вернулся в павильон с головой мертвого мужчины.

– Не хочешь ли себе подушку под голову? – поинтересовался призрак у Суна и бросил голову к его ногам.

– Прекрасно, – ответил Сун, – мне как раз некуда приложить голову на ночь. Возьму-ка я это вместо подушки.

Призрак удалился, а затем вернулся вновь и предложил: А не помериться ли нам силами в поединке (шоубо)?

– Замечательно, – живо откликнулся Великий Мудрец. С этими словами Сун подскочил к призраку, сделал ему обратный обхват за поясницу, да так сжал, что призрак даже двинуться не смог – так и умер. А когда рассвело, Сун увидел, что тело призрака превратилось в лисицу-оборотня. С тех пор никто не тревожил посетителей в этом павильоне.

А ведь в западной демонологии призрака можно уничтожить только особыми способами – заклинаниями, заговоренным оружием, серебряными пулями, но никак не голыми руками. В Китае борьба с призраками велась похожими заговорами и магическими приемами, но ушу считалось вполне достойным и эффективным методом уничтожения нечисти, ибо в сознании китайцев ничем не отличалось от магического искусства. Не случайно на ранних этапах и боевое искусство, и искусство даосских магов обозначались одним и тем же иероглифом – «шу».

Для проявления гунфу не нужна какая-то особая сложность форм. Наоборот, основа всякого китайского искусства – простота и отсутствие вычурности. «В ушу нет ничего особенного» - повторяется из трактата в трактат. Важнейшей частью становится определенное «самоощущение» человека, которое заключается в потере самого себя, самозабытьи, саморастворении. Разум ни на чем не фиксируется, но все отражает как зеркало, сам при этом не меняясь. Он цепко ухватывает все, ибо в этот момент сознания человек и сам окружающий его мир – суть одна. Человек, глядя в Космос, оказывается, взирает внутрь себя, и наоборот: Космос видит в человеке свое отражение. Поэтому медитативная практика даосов и буддистов с ее методиками «внутреннего взора» (нэйгуань) ведет человека не к индивидуализации сознания, не к самоотторжению от мира и окружающих людей, а наоборот – к единению. Но достаточно малейшей ошибки, и психопрактика превращается в утомительное самокопание, делающее из личности не целостного, полного жизни человека, а нравственного урода. Высокое искусство всегда имеет чудовищно страшную оборотную сторону. Здесь нет даже места решимости или упорству – абсолютное спокойствие, недвижимость духа. Это особый, малопонятный нам тип концентрации, которая не требует концентрации. Это особая праздность, умиротворенная незамутненность духа. Забавно, что гунфу можно достичь и в беззаботной беседе, и в практике ушу, и в написании иероглифов, и в прогулке по саду, чем обычно занимались благородные конфуцианские мужи. «Искусство Дао» не терпит поспешности или некоего сверхусилия. Наоборот, всякое напряжение противопоказано, усилие всегда имеет внутренний исток и не случайно зовется «внутренним усилием» (нэйцзин) или «срединным усилием», когда и сознание и тело включаются в работу ровно настолько, насколько этого требует естественный ход событий.

Поэтому и путь ушу всегда связывался с путем в глубь себя. Лишь опытный учитель мог указать эту дорогу, и лишь искренний ученик мог увидеть ее. Доверие к наставнику превращалось в основу основ обучения. Но и сам учитель должен быть преданным своему ученику, доверяя ему часть своего сердца – того Знания, которое сам получил от первоучителей. Ушу могло умереть вне этого фанатичного доверия. Оно погибало и тогда, когда ученик проявлял духовное непонимание сути искусства, не постигая «всепреемственности духа Учения» (ох уж это вечное – "Цзян Чэн, ты не понимаешь сути Правил Ордена Цзян"). Потеря искренности и доверия, утрата «срединной гармонии» в отношениях двух людей – крушение духовного мира гунфу, когда все свелось в итоге к неким пустым ритуалам. Эта необычная суть ушу, где требуется за тренировками в боевой технике узреть некое Небесное гунфу, с большим трудом постигается не только иностранцами, но и самими представителями китайской традиции. И дело здесь, конечно, не в национальной специфике, но в способности привести свой дух в работу, а это всегда связано с постоянным САМОПРЕОДОЛЕНИЕМ. Не случайно конфуцианцы весь процесс воспитания благородного мужа сводили к одной емкой фразе: «Самопреодоление всего в себе». А следовательно, это и преодоление старых стереотипов относительно того, что есть ушу. Оказывается, в боевом искусстве речь шла далеко не об искусстве боя, равно как в каллиграфии – не только о выписывании иероглифов, а в самой жизни – отнюдь не только о механическом ее «проживании». За всем этим стоит сияние сердца человека, которое есть внутренняя глубина Космоса. Может быть, именно это сложнее всего понять представителям западной традиции в китайском ушу.

Ушу не просто учит человека быть терпеливым, спокойным и духовно сильным, но еще и требует немало времени для того, чтобы эти качества помогли открыться в учении самым глубинным слоям его сознания. Сколько же лет длится ученичество? Для мастера ушу этот вопрос кажется просто бессмысленным. Удивительная способность китайского учителя: он считает себя вечным учеником, и благодаря этому его обучение никогда не прекращается. Он постоянно ощущает себя в потоке трансформаций и самосовершенствования, никогда не равен самому себе и стремится к вершине. Вся жизнь человека, каждый ее миг – есть практика ушу. Не случайно не раз подчеркивается, что боевые искусства бесконечно превосходят физическую тренировку и являются способом развития своих духовных способностей.

Истинная традиция передается только при личностном общении, и ее нельзя описать в книге, прочесть и выучить. В связи с тем, что «истинная традиция» передавалась тайно, неприлюдно, в акте духовного общения двух людей, она часто называлась еще и «тайной передачей» (мичуань). К мичуань в различных школах ушу относили вполне конкретные вещи, например, некоторые приемы, комплексы, принципы, медитативные упражнения, философские тексты. Но здесь нам приходится столкнуться с особым характером понятия «тайны» в ушу. «Тайная передача» – это не то, о чем нельзя говорить прилюдно, а то, о чем вообще невозможно сказать. Понятие «тайны» похоже на понятие «сокрытое – ти» Дао, которое ни от кого специально не прячется, но постичь его дано лишь просветленному человеку. Истинная традиция – всегда тайная традиция, так как существует в виде скрытого духовного потока за многоликостью различных движений, приемов, разговоров, наставлений, трактатов. Не будем, конечно, отрицать, что существуют «тайные разделы» в различных стилях ушу, например, особенности ударов по точкам, использование подручных средств для боя («тайное оружие»), управление психикой противника и т. д. Преподаются они лишь на высших этапах обучения наиболее доверенным ученикам, полностью овладевшим не только технической базой стиля, но и морально-нравственными принципами ушу, называемыми «боевой моралью». Даже в «безобидном» стиле тайцзицюань существуют «тайные» надавливания на точки, приводящие к частичному обездвижению соперника, потере сознания или даже смерти. Тем не менее, до многих вещей можно дойти самому, зная основы анатомии, психологии, кинематики движений, хотя это потребует не одного десятка лет.

Тайна для ушу, таким образом, – не прием, не слово, а «истина», некий глобальный принцип, который стоит за всем этим и который можно понять лишь через много лет занятий. А это значит, что «тайная традиция» связана с понятием священного в жизни. При этом тайность носит такой характер, что кажется полной открытостью. Вспомните те же Правила (а на самом деле, если переводить дословно, – Заветы, Догмы) Орденов из «Основателя темного пути». Хотя бы Ордена Цзян – «Стремись достичь невозможного». У всех на слуху, но истинный смысл передавался внутри клана и не был озвучен. И сейчас, зная о Невозможном-Дао, скажем, это высказывание начинает играть новыми красками.

В отличие от Запада, для Китая абсолютно точное следование истинной форме ушу есть принцип и идеал традиции. Незыблемой основой всей китайской культуры является почитание древности. Причем это не просто уважительное отношение к делам давно минувших дней, но и мера для оценки дел сегодняшних. Весь процесс истории воспринимается исключительно как передача духовных ценностей, сакрального «пути Неба» от первомудрецов-основателей к их потомкам; не случайно по-китайски понятие «история» трактуется именно как связь между духом предков и современников. В китайском языке это обозначается термином «гуцзинь» – «древность – современность». В Китае считалось, что в «высокой древности» царствовали справедливость, человеколюбие и естественность жизни, к которым и следует вернуться. Истинное ушу для китайского сознания не могло искажаться или «переделываться», ибо это было бы равнозначным «подправлению» и попранию древних идеалов.

Но, как и всякая эффективная система саморазвития и боевого искусства – ушу в итоге стало опасно для государства как машины управления. В Западном мире и у нас (в странах бывшего СССР) и не было ушу по сути – все, что мы видели, знаем и по большому счету то, чему обучают, - это подделка. Сплав западных же техник и приемов с рядом восточных без глубинной сути с налетом таинственности. А на деле – способ выкачивания денег. Пустышка, постановочные бои, театральные представления, мистификация. А в самом Китае, чтобы уменьшить число реально владеющих боевыми искусствами и думающих людей, а значит представляющих опасность для полиции и армии (да и самой верхушки) после народной революции 1949 года была проведена реформа ушу. КНР предложила особую концепцию ушу, которая специально не оставляла места тому духовному стержню, на котором строились веками боевые искусства. В итоге боевое искусство стало неким традиционным видом спорта, физического воспитания с характерными национальными особенностями. Остались ли истинные мастера и школы? Конечно. Но их катастрофически мало, к ним относятся с таким глубоким почтением и трепетом, которые нам трудно представить. Но именно они передают те самые глубинные традиции, сохранившиеся с давних времен.

А что касается современного массового восприятия – оно сформировалось на основе недавнего бума различных произведений на тему бессмертных и воинов цзянху и улинь в дальневосточных странах. Как говорит Виктор Ульяненко – журналист и автор ряда книг по современному Китаю – «сейчас очарование старинных преданий помножено на спецэффекты современного кинематографа, а герои-даосы окопались уже не только в кино и телевизоре, но и в наружной рекламе. Кого-то притягивает веяние старины и тайны, кого-то изысканность и намеренно прекрасная внешность, кого-то желание чудес (а чаще всего желание чудесного восстановления здоровья)… Это все к тому, что даосские упражнения, давшие впоследствии жизнь нескольким стилям китайского цигуна и традиционного ушу (хотя для адепта даосизма, занимавшегося этими практиками, четкого разделения на оздоровительное и боевое, «внутреннее» и «внешнее» не существовало, а «работа» с энергией «ци» была естественной неотъемлемой частью любого упражнения), с течением времени приобрели в глазах простонародья статус мистических, волшебных и чудодейственных. Да и сами даосы, многие из которых тяготели вдобавок к отшельнической жизни, отнюдь не торопились поведать свои секреты первому встречному (как это обычно случается в китайских и гонконгских фильмах). Где тайна – там и легенды и сказки. Уже в средневековой китайской литературе даосские мастера умели летать по воздуху, становиться невидимыми и вызывать стихийные бедствия, а уж способность изгонять злых духов китайцы стали приписывать вообще любому адепту этой религии…» А после и любому мастеру боевых искусств. Поэтому развлекательный жанр, касающихся этих тем, даже в наши дни получил горячий отклик как в среде Поднебесной, так и по всему миру. Еще бы – люди так любят сказки. Особенно когда мифология имеет под собой реальную основу, и каждый может к ней прикоснуться.

Итак, резюмируя, перед нами в новеллах жанра уся и сянся предстают «совершенствующиеся». Совершенствование как термин означает овладевание некими приемами и навыками, в конечном итоге подразумевая под собой духовный рост и постижение самого себя и Космоса, что, как побочный эффект, дает доступ к тем способностям, которые в культуре нашего мира относят к мистическим, волшебным, чудесам. Причем духовное и физическое, материальное и нематериальное, грубое и тонкое в этом процессе должны идти рука об руку, создавая единую гармонию. Согласно китайской традиции, нельзя овладеть мастерством меча, не овладев работой с энергиями. Нельзя овладеть работой с энергиями, не совершенствуя физическое тело. Нельзя стать мастером, если ты не образован и бескультурен. Музыка, науки, каллиграфия, боевое искусство и владение энергией — вот основа любого мастерства. То, чем должен овладеть любой совершенствующийся любой школы и направления.

А в рамках каждой школы изучается работа с так называемым тонким миром и тонкими телами человека, методы концентрации ци и направление ее по каналам (цигун) и, вследствие этого, обретение возможностей и способностей, недоступных простым людям; методы диагностики и исцеления через работу с разным родом ци, изгнание злых духов (амулетами, мантрами, ритуалами, иным) и многое другое — просто глубины мастерства открываются не всем, и многое зависит от уровня совершенствования самого ученика. И все это вроде так похоже на привычных нам магов — вот, видимо, поэтому и был взят на вооружение в рулейте термин «заклинатели». Кстати, заклинатели в Китае тоже имелись, и существуют до сих пор, но это более узкий термин, скорее род занятий — например, заклинатель погоды или заклинатель злых духов. Но в более поздней традиции сами заклинатели так или иначе стали принадлежать или к религиозным группам (где тренировка тела – один из методов духовного роста), или же к школам боевых искусств, - и в итоге тоже занимались совершенствованием во всей его полноте.

Такова специфика Поднебесной, где нет разделения на части, а есть уникальное воплощение гармонии одного из законов западной философии – единства и борьбы противоположностей. Тот самый символ инь-ян, где одно перетекает в другое, и в каждом есть часть противоположного. И это самое сложное как для культурного понимания, так и для перевода. Так что, как ни посмотри, - в конечном итоге, перед нами предстает не какой-то отдельный класс восточных магов, а по сути - все те же мастера боевых искусств - «улинь» 武林 – «лес воинов» - и их школы.

И вот здесь уже идет разделение школ на типы, но опять-таки не в привычном нам западном понимании.

Если система боя преподается только в рамках одной семьи, и внешние ученики не принимаются, то используется термин «семья» (клан) – «цзя» 家. «Цзя» так же называют школы с малым количеством учеников, когда принятые ученики вводятся в состав изначальной семьи как родичи. Мне кажется уместным использовать перевод для таких школ как «клан».

Очень большие школы, с большим количеством наставников и учеников, образовывали более крупные сообщества, известные как 派 «пай» – «фракция». Также можно перевести этот термин, как «направление». Хотя их основу могли составлять изначально одна семья или клан. Например, известно направление «Шаолинь пай» 少林派, от названия буддийского монастыря Шаолинь, «Удан пай» 武当派, от названия даосского монастыря Удан, и другие. В европейской традиции подобные сообщества носили название «Орден» - например, Орден тамплиеров.

В итоге хочется сказать - несмотря на то, что для перевода используется термин «заклинатели» как устоявшийся в рулейте, все же изначальный термин «совершенствующиеся» имеет более глубокий смысл и убирает противоречие, возникающее у нас, привычных к европейскому разделению на магов и воинов.

И пусть в первоисточнике «Основателя» применимо ко всем сообществам заклинателей употребляется именно термин «цзя» 家, но по существу все же правильнее будет разделять имеющиеся школы на кланы и Ордена.

Но а нам, стоящим перед морем историко-культурных особенностей дальневосточной традиции, тоже стоит последовать древнекитайской мудрости, и попробовать отринуть все наши знания и представления, привычные стереотипы и образ жизни, ощутить сокровенную "потерю себя", прежде чем открыто с доверием и искренностью шагнуть в эти глубокие воды. И может тогда нам действительно получится ощутить, как "мир изменился не меняясь", поистине проникнуться той иной стороной жизни, экзотичной и непостижимой для нас, но вполне обыденной и привычной для жителей Поднебесной.

Был использован материал книг Алексея Маслова «Тайный код китайского кунфу» и Виктора Ульяненко «Китай:версия 2.0. Разрушение легенды».

@темы: Трудности перевода, Китайское, Перепост