А что, если я лучше моей репутации?
Осенью 753 года Ли Бо поехал на юг, и надолго там задержался, загостившись в Сюаньчэне у своего двоюродного брата Ли Чжао, помощника губернатора Сюаньчжоу, в современной провинции Аньхуэй. Это был далеко не первый его визит в эти места - поэт в общей сложности посетил их восемь раз, и около двухсот стихотворений, одна пятая от всего сохранившегося поэтического наследия Ли Бо, либо написана здесь, либо посвящена местным красотам. Любовь к Сюанчэну изрядно подогревалась тем, что здесь служил на должности начальника округа один из любимых поэтов Ли Бо - Се Тяо.
Как на картине,
Громоздятся горы
И в небо лучезарное
Глядят.
И два потока
Окружают город,
И два моста,
Как радуги, висят.
Платан застыл,
От холода тоскуя,
Листва горит
Во всей своей красе.
Те, кто взойдут
На башню городскую, -
Се Тяо вспомнят
Неизбежно все.
(Осенью поднимаюсь на северную башню Се Тяо в Сюаньчэне. Пер. А. Гитовича)
читать дальшеК танской эпохе от построенной Се Тяо башни остались только руины, но в начале Тан её восстановили, перенеся чуть севернее. Эта восстановленная башня простояла много веков, снова была разрушена во времена японо-китайской войны в 1937 году, и снова отстроена. Теперь она находится в городской черте, и два потока, которыми любовался Ли Бо, с неё уже не увидишь, они скрыты городской застройкой.
В Сюаньчэне Ли Бо прожил до 755 года. Покинув наконец те места, поэт отправился на гору Хэншань, навестить своего давнего друга Юань Даньцю, тоже не сидевшего на месте. А потом через полстраны отправился в Цзиньлин (Нанкин). В Янчжоу его догнал большой почитатель его таланта, молодой поэт Вэй Вань, и дальнейший путь они проделали вместе. При расставании Ли Бо подарил новому знакомому часть своих рукописей, и после его смерти Вэй Вань издал составленный из них сборник, написав к нему предисловие, послужившее ценным источником сведений о жизни Ли Бо.
Странствия Ли Бо не прекращались. Он пересёк реку Янцзы и задержался в местечке Цюпу (Осенний плёс) - одном из любимейших своих мест. Будучи общительным человеком, он с лёгкостью заводил новые знакомства, а какие же знакомства без дружеских пирушек. Но не стоит упрекать Ли Бо в пьянстве - он пил не больше, чем практически любой другой литератор тех лет. Опьяняющие напитки были неизменным атрибутом интеллектуалов и поэтов, считаясь неизбежными соучастниками творческого процесса. Напиться до того, что приходилось расплачиваться с трактирщиком собственной одеждой, было для этой братии освещённой веками традицией - даже Хэ Чжичжан, наставник наследника, на минуточку, как-то пропил "золотую черепашку", знак своего сана. Да и даоское учение ставило спиртное в ряд сакральных атрибутов своей традиции, противопоставляя его запретам и регламентациям, существовавшим в конфуцианстве и буддизме и считая опьянение одним из способов освободить дух. Канонизированные даоские святые были неотрывны от пития. При этом беспробудное пьянство, наносящее вред, даосизмом осуждалось, как и всякое излишество.
Ли Бо в своё время ещё в Чанъане вместе с Ду Фу входил в сообщество поэтов, которых молва окрестила "восемью святыми пития". Лично за ним закрепилось прозвище "хмельной сянь" ("сянь" - святой, гений): он был не только любителем, но и знатоком вина. За что и был позже осуждаем иными ревнителями нравственности: так Ван Аньши, поэт и сановник XI века, как-то заявил: "У Ли Бо - сплошная грязь, в девяти из десяти стихотворений пишет о женщинах и вине". Изрядное преувеличение, но Ли Бо действительно не стеснялся воспевать радости жизни:
О, если б небеса, мой друг,
Не возлюбили бы вино -
Скажи: Созвездье Винных Звёзд
Могло ли быть вознесено?
О, если б древняя земля
Вино не стала бы любить -
Скажи: Источник Винный мог
По ней волну свою струить?
А раз и небо, и земля
Так любят честное вино -
То собутыльникам моим
Стыдиться было бы грешно.
Мне говорили, что вино
Святые пили без конца,
Что чарка крепкого вина
Была отрадой мудреца.
Но коль святые мудрецы
Всегда стремились пить вино -
Зачем стремиться в небеса?
Мы здесь напьемся - всё равно.
Три кубка дайте мне сейчас -
И я пойду в далёкий путь.
А дайте доу выпить мне -
Сольюсь с природой как-нибудь.
И если ты, мой друг, найдёшь
Очарование в вине -
Перед ханжами помолчи -
Те не поймут: расскажешь мне.
(Под луной одиноко пью. Пер. А. Гитовича)
Существует легенда, что однажды Ли Бо в пьяном виде сел на осла и поехал, куда глаза глядят. Задремав, он не заметил, как заехал в уездный центр прямо сквозь начальственные ворота. Какой-то вельможа потребовал ответа, что это за наглец, а проснувшийся Ли Бо в ответ потребовал кисть и бумагу. Не сходя с осла, он сымпровизировал стихотворение, после которого всем стало ясно, что перед ними прославленный академик, и вельможа сам согнулся в поклоне. Эта история стала сюжетом для живописного свитка "Ли Бо верхом на осле".
А в 756 году наконец громыхнула гроза: Ань Лушань поднял свои войска, двинулся на юг и вскоре занял город Лоян, вторую столицу Танского Китая. Сперва правительственные войска потеснили мятежника, но к весне Ань Лушань снова оказался в Лояне, где и провозгласил себя императором новой династии Великая Янь. Экономические проблемы империи, которых двор до сих пор высокомерно не замечал, привели к тому, что восстание получило широкую поддержку, да и многие сановники перешли на сторону новоявленного императора. В их числе был и бывший начальник Ли Бо, глава академии Ханьлинь Чжан Цзи, в новом правительстве занявший должность канцлера. Император Сюаньцзун и его чиновники в панике бежали из Чанъаня и далёкое Шу и укрылись в Чэнду. Собственная охрана Сюаньцзуна взбунтовалась в пути, виня во всём Ян Гуйфэй, привечавшую главаря мятежников. Её двоюродный брат Ян Гочжун был растерзан озверевшей толпой, а Сюаньцзун, спасая себя, отдал бунтовщикам тело своей фаворитки, предварительно задушенной по его приказу.
Ли Бо, узнав о происходящем, бросился в Лянъюань за женой и попросил друзей, чтобы те вывезли его детей из Восточного Лу. Семья осела Ханчжоу, достаточно далеко от мест боевых действий, и Ли Бо до осени задержался там из-за болезни. Потом ненадолго вернулся в Сюаньчэн, и в конце концов поселился в районе горы Лушань. Энергичный характер требовал действия, но что он мог поделать, кроме как ждать, чем всё кончится? А события развивались: император Сюаньцзун издал указ, разделив оборону страны между сыновьями: наследный принц Ли Хэн должен был стать командующим на севере, а его брат Ли Линь, носивший титул Юн-ван - командующим на юге. Вот только Ли Хэн одновременно с этим провозгласил императором самого себя, низложив своего отца и оставив ему лишь почётный титул "Верхового правителя". Поставленный перед фактом Сюаньцзун был вынужден согласиться. Оставался вопрос, кому из двух императоров сохранит верность Юн-ван, собравший войска в Цзиньлине и двинувшийся с ними на восток. Брат приказал ему оставаться в Шу, но Ли Линь проигнорировал приказ. Трудно сказать, насколько далеко он собирался зайти, но сам факт неподчинения уже делал его мятежником с точки зрения нового императора.
И надо ж было так случиться, что именно Юн-ван отправил Ли Бо предложение присоединиться к нему в борьбе против мятежа Ань Лушаня. Поэт тянул с ответом. Едва ли он уже тогда знал о конфликте между братьями, но прошлый опыт общения с властью призывал к осторожности. Да и жена отговаривала, мол, годики уже не те ("Я собрался в поход, а жена меня держит" - признавался он в одном из стихотворений). Но Юн-ван оказался настойчив, и Ли Бо решился. В ставке принца он был встречен с почётом, принимал участие в обсуждении стратегических планов, и между делом написал целых одиннадцать стихотворений цикла "Песнь о восточном походе принца Юн-вана". Понимал ли поэт, что его новый покровитель стал, или вот-вот станет государственным изменником? Кто его теперь разберёт. Может и понимал. Но уж очень заманчивой показалась возможность осуществить свою давнюю мечту и таки стать доверенным советником властителя! И к тому же принять участие в миссии по спасению страны.
У историков нет единой оценки действий Ли Бо в этот период, как нет и единой оценки действий Юн-вана. Искренне ли он желал спасти империю, думал ли о троне или о создании собственного сепаратного государства? Так или иначе, его брат, новый император Суцзун, объявил его изменником хуже Ань Лушаня. К этому времени Ань Лушаня уже убили его собственные приближённые, восстание пошло на убыль, и императорские войска развернулись против нового противника. Конец Юн-вана оказался печален: его войско практически не оказало сопротивления, он был разбит, бежал, оказался схвачен и казнён. Впоследствии, прочем, был реабилитирован, как и верхушка его армии. Но императорское прощение коснулось не всех.
По городам и весям был разослан приказ о розыске и аресте "преступника Ли Бо". Спешно покинувший ставку принца поэт попробовал пробраться обратно к Лушань, но был опознан в городе Пэнцзе, схвачен и отправлен в тюрьму Сюньяна, в нынешней провинции Цзянси. Приговор за государственную измену мог быть только один: смертная казнь.
К счастью, у Ли Бо хватало друзей, в том числе и весьма влиятельных. Конечно, теперь их количество изрядно подсократилось, однако оставшиеся сделали всё, что могли. Но, должно быть, у Суцзуна было к Ли Бо что-то личное, потому что на первую просьбу о помиловании от давнего знакомого поэта Гао Ши, к этому моменту сделавшего неплохую карьеру, император резко ответил, что Ли Бо следует наказать ещё строже, чем Юн-вана. Гао Ши не посмел настаивать, но он был не единственным. Помните Го Цзыи, которого Ли Бо когда-то спас от смерти? Долг платежом красен: теперь Го Цзыи, не преступник и не мелкий офицерик, а победоносный генерал, герой войны, подал прошение императору, заявив, что меняет все свои чины и награды на жизнь своего благодетеля. Тем временем жена Ли Бо задействовала все связи своей семьи, в том числе и личного советника Суцзуна Цуй Хуаня. Под их общим давлением казнь была отменена, хотя на что именно её заменят, какое-то время было неясно.
Освобождённый из тюрьмы в самом конце 757 года Ли Бо, не дожидаясь окончательного решения своей участи, уехал в горы Суншань, на территории нынешней провинции Аньхуэй. Начальник уезда Сосун Люй Цю, ещё не зная, что там решат в столице, серьёзно рискнул своей карьерой, дав поэту возможность остановиться в своих владениях. А неугомонный Ли Бо, едва придя в себя, вознамерился снова присоединиться к войскам, что добивали остатки мятежников. Но помешала болезнь: видимо, заключение и связанные с ним переживания изрядно подточили его силы, и он слёг. Тем временем наконец пришёл императорский эдикт - казнь была заменена на ссылку в южный город Елан.
Где находился этот город единого мнения опять-таки нет. Существуют самые разные предположения, вплоть до того, что Елан отождествляют с современным Чунцином. Но большинство исследователей придерживаются другого мнения: во времена Тан Елан был центром одноимённого уезда в нынешней провинции Гуйчжоу, в районе города Цзуньи. От Чанъаня эта географическая точка отстоит на 3270 ли, что соответствовало объявленному наказанию - ссылка на три года за три тысячи ли.
Ли Бо тронулся в путь, и жена проводила его. Доброй дороги желали и не забывшие поэта друзья: бывший советник Чжан Гао послал ему два комплекта богатой одежды, поднявшийся до ранга министра Чжан Вэй устроил ему прощальный пир на Южном озере под Сякоу и попросил Ли Бо дать озеру новое имя. "Раз его любят чиновники, назовём его Чиновничьим," - ответил Ли Бо (ныне это Лотосовое озеро в парке Уханя). Тем друзьям, кого он не мог повидать, Ли Бо посылал свои стихи.
Весной 759 года Ли Бо миновал Цзянлин, попутно навестив ещё одного знакомого, и проплыл по Янцзы через узкий проход Сянься ("Три ущелья"). Здесь уже были почти родные места, до Шу рукой подать. Но поэт был вынужден проехать мимо.
Я стыжусь: ведь подсолнечник
Так защищает себя -
А вот я не умею,
И снова скитаться мне надо.
Если всё же когда-нибудь
Буду помилован я,
То, вернувшись, займусь
Лишь цветами любимого сада.
(Ссылаемый в Елан, пишу о подсолнечнике. Пер. А. Гитовича. Если кого-то смутил подсолнечник в Древнем Китае, то не удивляйтесь - иероглифом, которым сейчас обозначают это растение, в танскую эпоху записывали мальву).
А вдалеке от него друг и соперник за звание величайшего поэта Древнего Китая Ду Фу напишет свои стихи:
Если б смерть разлучила нас -
Я бы смирился, поверь,
Но разлука живых
Для меня нестерпима теперь,
А Цзяннань - это место
Коварных и гиблых болот,
И оттуда изгнанник
Давно уже писем не шлёт.
Закадычный мой друг,
Ты мне трижды являлся во сне,
Значит ты ещё жив,
Значит думаешь ты обо мне.
Ну, а что, если это
Покойного друга душа
Прилетела сюда -
В темноту моего шалаша?..
Прилетела она
Из болотистых южных равнин,
Улетит - и опять
Я останусь во мраке один.
Ты - в сетях птицелова,
Где выхода, в сущности, нет,
Где могучие крылья
Не в силах расправить поэт.
Месяц тихим сияньем
Моё заливает крыльцо,
А мне кажется это
Ли Бо осветилось лицо.
Там, где волны бушуют,
Непрочные лодки губя,
Верю я, что драконы
Не смогут осилить тебя.
(Вижу во сне Ли Бо. Пер. Гитовича. Последние строчки - отсылка к судьбе древнего поэта Цуй Юаня, который утопился от отчаяния, видя, как его царство захвачено врагами, о чём он безуспешно предупреждал правителя. По легенде его дух явился местным рыбакам и рассказал, что его держат в плену речные драконы, попросив принести им жертвы за него).
Чаяния Ли Бо сбылись: не опускавшие руки друзья всё же добились внесения его имени в списки подлежавших императорской амнистии. Амнистии издавались ежегодно, и в конце 50-х годов их было три: по случаю "наречения титулом Верховного правителя", по случаю "облегчения великой засухи" и просто по случаю весны. Ли Бо больше всего подходит второй вариант - амнистия по случаю окончания засухи была наиболее мягкой, вероятно, под неё-то он и попал. Неизвестно, когда именно Ли Бо узнал о том, что снова свободен. Кое-кто из исследователей доказывает, что поэт успел доехать до места ссылки и послать оттуда стихи жене, сетуя на отсутствие писем. Но большинство сходится на том, что указ догнал его у города Боди на реке Янцзы. Оттуда поэт, восхваляя милостивого императора, немедленно повернул в сторону Цзянлина. Правда, прощение не означало реабилитации, и клеймо государственного преступника так и продолжало висеть на Ли Бо, но это не помешало ему снова ринуться в гущу событий, начисто забыв о стихотворном обещании ограничиться любимым садом.
До Цзянлина поэт не доехал - повернул к Чанша и поднялся на гору Цзюи, где, по преданию, был похоронен легендарный правитель Шунь, ещё додинастийный, из китайского Золотого века. Потом ещё какое-то время Ли Бо пожил на берегах озера Дунтин, овеянного легендами и связанного со многими историческими событиями и личностями. Что творилось у него на душе, можно только догадываться, но в эти последние годы он начал действительного много пить, что уже заметно сказывалось на его здоровье. Зато его поэзии был дан новый импульс, и в его стихах проглядывает тоска из-за крушения привычного мира. Как ни крути, а положение изменника делало его, пусть и не полностью, но изгоем, что энергичному и общительному поэту выдержать было трудно. Тем более, что обвинение было несправедливо: это он-то, всегда мечтавший принести стране благо и процветание - государственный изменник?! Вероятно, поэтому, получив осенью 762 года известие от Го Цзыи о том, что мятежники вновь идут на Центральную равнину, Ли Бо, забыв о годах и болезнях, и уже привычно преодолев сопротивление жены, вновь бросился в действующую армию. Вероятно, он полагал, что только так он сможет снять с себя клеймо "сподвижника Юн-вана". Кстати, сам Юн-ван к тому времени уже дождался своей посмертной реабилитации, так же как и его ближайшие соратники. В том же 762 году один за другим умерли и оба императора, Сюаньцзун и его сын Суцзун, так и не успев увидеть окончательной победы над мятежом, который первый невольно вызвал своими действиями, а второй с ним боролся всё своё недолгое царствование. А Ли Бо всё так и ходил в преступниках.
Однако годы и болезни сами напомнили ему о себе. Напряжение долгого пути и осенние холода подкосили поэта. Он смог добраться только до Цзиньлина и там слёг. Ни о какой армии уже не приходилось и думать. Близилась зима, деньги кончались - Ли Бо вообще сильно обнищал к концу жизни, круг друзей сузился, а чиновники помогали уже далеко не столь охотно, как раньше. И Ли Бо, немного отлежавшись, перебрался в близкое Данту под крыло своего дяди Ли Янбина, который в 760 году был назначен начальником округа с резиденцией в этом городе. Даже это короткое путешествие заставило поэта проболеть ещё полгода, и лишь поздней весной 763-го Ли Бо снова собрался в дорогу в любимый Сюаньчэн. Поездка оказалась последней: к концу 763 года состояние Ли Бо ухудшилось настолько, что в конце концов привело к смерти. Современные исследователи полагают, что у него был воспаление лёгких на фоне хронического пиоторакса. Неизвестно, успела ли дойти до него весть, что новый император Дайцзун наконец-то снял с него все обвинения и даже даровал хоть и не самый высокий, но всё же придворный чин.
Смерть Ли Бо окутана таким же туманом, как и его рождение. Согласно самой распространённой версии он вернулся в Данту и умер в дядином доме, передав Ли Янбину свои стихи. Жена и сын не успели с ним попрощаться - слишком далеко были, а любимая дочь к этому времени уже умерла. Есть так же версия, что он вернулся не в дом к дяде, а на Драконью гору в Цайшицзи, где у него был собственный дом, и где его похоронили. Что он упал в воды реки, с трудом выплыл и добрался до дома, чтобы там умереть. Или не добрался, умер на берегу, а может и вовсе в воде, а на Драконью гору принесли уже его тело. В пользу версии с утоплением говорит тот факт, что могила Ли Бо долгое время находилась в полном забросе, не смотря на его не померкшую после смерти поэтическую славу. Конфуцианская книга обрядов "Ли цзи" запрещала хоронить утопленников и совершать над ними поминальные обряды, их тела полагалось сжигать. Лишь полвека спустя сын друга Ли Бо Фань Чуаньчжэн привёл захоронение в порядок. Он же отыскал и двух внучек Ли Бо от Боциня. Их отец к тому времени умер, старший брат где-то сгинул и его судьба неизвестна, а внучки, чтобы спастись от нужды, вышли замуж за крестьян. Их имён, как водится, история не сохранила, зато сохранила имена их мужей - Чэнь Юнь и Лю Цюань. От предложения найти им мужей побогаче женщины отказались, но попросили перезахоронить их великого деда там, где хотел он сам - на Зелёной горе, рядом с домом его любимого поэта Се Тяо. Фань Чуаньчжэн выполнил их просьбу, а в старой могиле оставил одежду Ли Бо - существовал такой китайский обычай. Таким образом у поэта есть целых два захоронения: на Драконьей горе в Цайшицзи и на Зелёной горе в Данту, оба со своими мемориалами.
А в 843 году состоялось и окончательное "примирение" Ли Бо с официальной властью: по приказу императора Уцзуна чиновник высокого ранга Пэй Цзин, чей предок Пэй Минь когда-то убедил юного Ли Бо не отказываться от поэзии ради овладения мечом, совершил на могиле официальную траурную церемонию. Порадовало ли это дух Ли Бо? Кто знает...
Светило ночи и светило дней
Без устали вершат круговорот.
Средь тьмой объятых суетных людей
Никто так бесконечно не живёт.
Преданье есть, что среди вод морских
Пэнлайский остров дыбится горой,
На древе-яшме зелены листки,
И сладок плод, который ест святой.
Откусит раз — и нет седых волос,
Откусит вновь — и вечно юн и мил…
Меня бы кто-нибудь туда унёс
И больше в этот мир не возвратил.
(Вольный стих. Пер. С. Торопцева)
Легенда гласит, что Ли Бо утонул, катаясь на лодке, но лишь потому, что спьяну попытался поймать в воде отражение луны. Однако скрылся он под водной гладью только для того, чтобы тут же вынырнуть из реки верхом на ките и вознестись на Небеса к ждущим его собратьям-небожителям.
Конец.
@темы: Да, были люди в оно время, Книги, Китайское